Он опустил глаза, как будто понял, что я делаю.

— Так, Мика, в чем дело?

— Химера умел вторгаться во сны.

— И кому-то наносить раны при этом?

— Нет… — Мика задумался. — Когда захватил мой тогдашний пард, еще не мог. Но за те годы, что мы были вместе, сила его выросла — может быть, научился? Спроси у захваченных им доминантов — тех, кто выжил. Спроси, умел ли он их ранить во сне.

— Для ликантропа это очень редкая способность — умение вторгаться в чужие сны, подобно вампиру.

— Химера сам был редкого сорта, — сказала я, вспоминая, как он был страшен. Он мертв, я его убила, но мало что я видала на свете такого страшного, как он.

Мика посмотрел на меня, и на лице его было такое страдание, будто собственные мысли казались ему чудовищными.

— Что такое? — спросила я.

— Месяц назад мы узнали, что ты — носитель львиной ликантропии. Очевидно, ты заразилась во время битвы с Химерой.

Я кивнула:

— Да, он был в виде человеко-льва, когда нанес мне рану.

Мика облизнул губы, будто они хоть как-то могли пересохнуть в горячей, влажной атмосфере ванной.

— Что, если ты взяла от него не только львиную ликантропию?

Я нахмурилась:

— Не совсем понимаю.

— Он хочет сказать вот что, ma petite: что, если ты не просто ликантропию приобрела, а именно ту, которая была у Химеры? Он не был оборотнем-львом, он был оборотнем-универсалом. С полдюжины разных типов ликантропии, так?

Мика кивнул:

— Леопард, лев, волк, анаконда, медведь, а потом он захватил предводителя кобр. Думаю, если бы он дожил до следующего полнолуния, был бы еще и коброй.

— Химера считал, что после его первой полной луны те животные, что в нем были, это и все, что он имел.

— И ты уверена, что это была правда? — спросил Мика.

— А ты уверен, что это не была правда? — ответила я.

Он покачал головой:

— Нет, но это бы объяснило, что происходит с тобой.

— В каком смысле — происходит со мной?

— Анита, сегодня ты почти перекинулась. Из-под ногтей кровь шла. Осталось чуть-чуть.

— Я не уверена, что я — оборотень-универсал.

— Нет, но если так, ты не потеряешь леопардов, когда перекинешься.

Я покачала головой:

— Спасибо, конечно, но я, если буду перекидываться, выберу леопардов. Просто на всякий случай.

— Согласен, — сказал он, — но если ты — универсал и так близко к превращению…

Он замолчал и опустил глаза.

— Ты думаешь то же, что и я, mon chat, и знаешь, что ей это не понравится, — сказал Жан-Клод.

— И что? — спросила я.

Ответил Жан-Клод:

— Если ты универсал и есть шанс, что ты до своей первой перемены формы приобретешь новое животное, то у нас есть возможность набрать больше силы.

— О чем это вы говорите?

— Если ты будешь менять форму, то нет ли смысла добавить еще типов ликантропии? — спросил Мика.

— Смысла, — сказала я. — Нет, в этом нет смысла.

— Почему, ma petite? Ты призываешь львов, и они приходят на твой зов. Ты призываешь леопардов, и они тоже приходят. Ты призываешь волков, и я начинаю задумываться, от меня ли ты получила силу их звать, или тут что-то другое.

— То есть вы говорите, чтобы я намеренно заразила себя другими видами ликантропии? — спросила я.

Они переглянулись.

— Если так ставить вопрос, то нет, — ответил Мика.

— Это только мысль, ma petite, всего лишь мысль.

— Ты всегда думаешь только о том, чем я могу усилить твою власть?

Он вздохнул:

— Мы должны быть сильны — и стабильны. Должны показать другим мастерам, что не представляем угрозу совету в Европе или кому бы то ни было.

— Сильными мы еще можем стать, но вот стабильными… — Я пожала плечами. — Насчет этого не знаю.

— Мы не являемся угрозой совету, — сказал Мика, — но они могут так не считать.

— Могут, — согласился Жан-Клод.

В дверь постучали.

— Кто там? — спросил Жан-Клод.

— Римус.

— Тебе здесь что-нибудь нужно, Римус?

— Клодия велела мне проверить, как там у вас. Для смены охраны.

Жан-Клод посмотрел на нас и протянул руку.

— Иди сюда, ma petite, чтобы тебя не увидели, и тогда мы разрешим ему войти.

— Не понимаю, зачем он должен входить.

— Мы его спросим.

Жан-Клод обнял меня, ссутулив плечи, Мика передвинулся и сел передо мной. Я обхватила его сзади руками, притянула к груди. Да, меня закрывала вода, но Римус из новых наших охранников. Я не настолько хорошо его знала, чтобы сидеть в ванне, не стесняясь его присутствия.

— Можешь войти, — разрешил Жан-Клод.

Дверь открылась. Римус шагнул внутрь, но руку оставил на ручке двери, будто ему не больше нашего хотелось, чтобы он тут появился. Глаза у него были серо-зеленые, хорошие глаза — если он на тебя смотрел прямо. А этого никогда не бывало — по крайней мере на Мику, на меня, на Жан-Клода или Натэниела он прямо не смотрел. Почему? У Римуса лицо будто было когда-то разбито на куски и потом собрано опять; не было такого, на что можно было бы ткнуть пальцем и сказать: вот это не на месте, но общий эффект был такой, будто оно собрано с перекосами, и смотреть было неприятно — как на неправильно склеенную керамическую маску.

Как-то полностью уловить его лицо не получалось, потому что он на меня не смотрел. Очень подмывало ему сказать, чтобы смотрел в глаза, но этого я не могла сделать, не затронув тему, которая могла оказаться чувствительной и вообще не моим делом. Так что я молчала.

Одет он был в обычную черную форму охранников. Если под одеждой были раны, то они не были заметны, когда он двигался. А двигался он так, будто в худощавых мышцах его тела сидели стальные пружины.

— Клодия велела, чтобы тот, кто сменит при вас охрану, проверил, как у вас, лично проверил, своими глазами. Прямой ее приказ.

— Она не объяснила зачем? — спросила я, потому что такого раньше не было.

Тут он поднял глаза и улыбнулся криво. На миг я увидела на его лице недоверие, потом он отвернулся.

— Она проинформировала меня о том, что здесь было. И велела, чтобы в одном помещении с вами было не менее двух охранников. Постоянно.

— Это вряд ли, — сказала я.

— Я ей так и сказал, что ответ будет такой. — Он еще раз на меня глянул. На миг я увидела эти серо-зеленые глаза, полные злости, потом он снова отвернулся и опустил их. — Когда с тобой Мика, это не проблема, но если бы здесь был один только Жан-Клод… — Он пожал плечами. — Если ты перекинешься в первый раз и это окажется волк, он, может быть, с тобой справится, но если это будет зверь, которым он не управляет, не съешь ли ты его?

— Он — мастер города. Как-нибудь справится.

— Ты не поняла. — Римус шагнул в комнату, отпустив дверную ручку. Наконец он посмотрел на меня, выдержал мой взгляд. Поскольку я смотрела на него прямо, получилась игра в гляделки. Он моргнул, но глаз не отвел. И было приятно видеть для разнообразия его лицо. — Жан-Клод мощен как вампир, но в рукопашной без оружия оборотни вампиров бьют. Если только им не удается затрахать наш разум, мы побеждаем.

Я глянула на Жан-Клода — как он отреагирует. То же пустое, вежливое лицо. Я снова повернулась к Римусу:

— Так вам что, велено следить?

— Думаешь, мне это нравится? — сказал он, и сила его полыхнула горячим ветром. Он закрыл глаза и посчитал до десяти или что-то в этом роде, потому что жар исчез. Успокоившимися глазами он смотрел на нас на всех, но знал, что главная его задача — убедить меня, и потому смотрел в основном на меня. И снова взгляд его стал злобным, с вызовом. — Ты понятия не имеешь, как опасна можешь быть при первом превращении. Ты будешь не просто ликантропом, что само по себе достаточно плохо; ты будешь обладать сверхпротивоестественной силой. Будешь оборотнем с властью над мертвецами. Если ты потеряешь контроль над одной силой, остальные тоже могут сорваться с цепи. Ты себе представляешь, что тогда может быть?

Я смотрела на него, испуганная, и мне это не нравилось. Так что я могла оставаться испуганной, а могла разозлиться. Угадайте, что я выбрала.